27 февраля в Доме И. С. Остроухова прошел итоговый круглый стол выставки «Квартирный вопрос». На торжественном открытии в ноябре прошлого года организаторы выразили надежду, что «история отечественной литературы ХХ века до и после „Квартирного вопроса“ будет выглядеть чуть по-разному». Обсудить, насколько удалось создателям выставки достигнуть намеченной цели и возможна ли объективная история русской литературы XX века вообще, собрались историки, филологи и музейщики. Среди главных спикеров вечера — директор Гослитмузея Дмитрий Бак, кураторы выставки Наталья Громова, Эрнест Орлов и Анна Рудник, литературоведы и историки Давид Фельдман, Леонид Видгоф, Оксана Киянская, Моника Спивак, Михаил Одесский.

Выставка «Квартирный вопрос» — главное выставочное событие Голитмузея сезона 2016 — 2017 года, и, по замыслу кураторов, должна не просто воспроизводить обстоятельства литературного быта советской эпохи, но помочь посетителю выстроить объективную историю литературы XX века. «Эту выставку мы рассматривали и как вариант того, что можно было бы сделать на Зубовском бульваре. „Квартирный вопрос“ стал шикарным импульсом для нас самих», — рассказал один из кураторов, заместитель директора Гослитмузея по научной работе Эрнест Орлов.

Перед музейщиками стояла задача не только осмыслить, но запечатлеть и передать противоречивую картину развития литературы и общества в России советского периода. «Музей — это не место, где транслируется что-то очевидное. Мы идем по целине, где непонятно, как к этому подступиться. Нам надо избрать оптику, которая позволит увидеть разное», — заметил в своем вступительном слове Дмитрий Бак. И участники круглого стола предлагали свои варианты такой «оптики».

Так, по убеждению Натальи Громовой, «Рассматривать советскую литературу без темы „писатель и власть“ вообще невозможно». «Надо разобраться в исторических литературных реалиях советского времени. Многие биографии советских писателей написаны как будто в воздухе, они исключают сюжеты вокруг. В то время как большинство ответов на вопросы кроются не в личности писателя, а в том, что происходит в стране», — замечает Наталья Александровна. В незнании контекста, по мнению Оксаны Киянской, можно упрекнуть не только посетителей выставок, но специалистов-филологов: «В XIX веке практически нет литераторов, о которых мы не могли бы ничего сказать. Между тем история литературы первых лет советской власти состоит из таких белых пятен. Мы плохо себе представляем литературный контекст, в котором жили великие писатели», — заметила Оксана Киянская. По убеждению Оксаны Ивановны, прежде чем делать глобальные выводы, надо заполнить и осмыслить литературный контекст, только в этом случае картина может быть объективной. «Пока мы будем заполнять лакуны, мы не то что до советской литературы, мы до древнерусской не дойдем», — возразил Михаил Одесский. Михаил Павлович согласился в необходимости сбора фактического материала, но подчеркнул важность разработки «общего аппарата». Отражение советской литературы, по мнению Михаила Одесского, надо ловить в механизмах, по которым жило общество, в том самом квартирном вопросе.

О «бытовой причинности» литературных процессов говорили Леонид Видгоф и Давид Фельдман. Давид Маркович рассказал о кардинальных изменениях в издательской политике, которые повлекли за собой рождение абсолютно новой литературы. В ХХ веке в привычную книгоиздательскую модель «автор — издатель — критик — читатель» вклиниваются новые фигуры. " В 1931 году полностью ликвидированы частные издательства, государство становится единственным издателем и оптовым покупателем печатной продукции, — рассказал Давид Маркович. — Писателю никуда деваться. Появляется специфическая фигура — редактор, первичный цензор и литературный правщик. Советская литература отличается тем, что профессиональным литератором мог стать только тот, кто спрашивал разрешения». В условиях новой издательской модели государство может не только запрещать, как в XIX веке, но управлять и диктовать. А писатель, приняв роль «инженеров человеческих душ», превращался из «творческой единицы» в «высокооплачиваемого квалифицированного специалиста». «Советскую литературу следует изучать только в контексте „самиздата“ и „тамиздата“. Все это разные литературы, поскольку это разные издательские модели», — добавил Давид Маркович. «Интересно изучать, как издатель влияет на культуру. Но в такой картине мира писатель становится героем театра марионеток», — возразила Моника Спивак. Моника Львовна привела в пример малотиражные журналы «Весы» и «Золотое руно», первое отдельно издание романа «Петербург» Андрея Белого, которое представляло собой сшитые воедино оттиски нераспроданных журналов «Сирин». Тиражи, по убеждению Моники Львовны, никак не характеризует качество литературы. «Говоря о литературе Серебряного века, мы будет вспоминать все-таки авторов, печатавшихся в этих малотиражных журналах. Пройдет еще какое-нибудь время, и забудется контекст сегодняшней литературы», — подытожила Моника Спивак. Эрнест Орлов, как и большинство участников круглого стола, был убежден в необходимости «не только текста, но и контекста». Однако полно воссоздать и показать посетителю музея литературный и исторический контекст часто невозможно по объективным причинам: нет материала. Например, от многих авторов «официальной литературы» не осталось ничего, кроме экземпляра многотиражной книги, нет даже фотографии.

В завершение вечера Дмитрий Бак рассказал о планах Гослитмузея: воссоздании сборника «Звенья» и грядущих крупных выставочных проектах («Рильке и Россия», «Двенадцать. Русские писатели как зеркало 1917 года», «Литературная Атлантида», выставка к юбилею Марины Цветаевой). «Мы надеемся, что и другие выставки будут побуждать нас у более полной, свободной от лжи картины мира. Плоская банальность — это ложь, мы не должны ее поддерживать», — подвел итог вечера Дмитрий Бак.

Юлия Глотова

Фото: © Дмитрий Чиганчиков