(1891–1983)

Среди замечательных людей, так или иначе связанных с Государственным литературным музеем, работавших в музее или сотрудничавших с ним, был и С. М. Бонди, выдающийся ученый — пушкинист, текстолог, стиховед, знаток театра и музыки. Его имя прекрасно известно филологам и навсегда вписано в золотые страницы филологической науки.

Но если его научные труды доступны всем, кто интересуется соответствующими областями знания, то феномен, который представляли собой лекции и выступления Бонди (не говоря уже о том, что это был за необыкновенный человек с нравственной и интеллектуальной стороны), можно ощутить и оценить лишь опосредованно, с чужих слов — из рассказов и воспоминаний его друзей, учеников и знакомых (иных уж давно нет). С. М. Бонди был «ученый и артист одновременно», умевший перевоплощаться «в жизнь другого человека, жившего за много десятилетий до него» (Л. Озеров), дававший «ощущение праздника, которое не притуплялось» (А. Чудаков).
Четко разграничивая жанры, Бонди придерживался совсем иных требований и принципов в своих статьях, нежели в лекциях и публичных выступлениях, которые были его подлинной стихией — в них он раскрывался вполне. Отличаясь, как и в публикациях, безукоризненной научной аргументацией, они искрились смелыми аналогиями, ассоциациями, отступлениями, догадками, версиями и гипотезами, бесконечно раздвигавшими границы темы и приобретавшими за счет этого еще большую глубину, объем и перспективу — такой свободы он сознательно не допускал в печатных трудах. Составить по ним представление о Бонди — все равно, что судить о Вертинском, Окуджаве и Высоцком лишь по текстам их песен.

Артистические наклонности и пристрастия ученого, которыми он был наделен помимо исследовательского дара, концентрируясь на лекциях и зажигаясь вниманием, сочувствием и восхищением слушателей, и давали тот феерический эффект, которому трудно найти аналог в научном мире.

Его лекции являли собой ошеломляющий моноспектакль, проходивший с неизменным аншлагом. После лекций, в частных разговорах он был столь же щедр и артистичен. Между тем, в нем не было ничего внешне эффектного — в наружности, манере держаться, отнюдь не ораторском стиле речи.

Его ученики и слушатели получили из первых рук всю культуру Серебряного века, ибо он был ее носителем и зримым воплощением. Эта культура, причем самая утонченная, ощущалась во всем его облике — внешнем, психологическом, нравственном, чему способствовало благородное, аристократическое происхождение. Французская кровь (его предок по отцовской линии бежал в Россию в эпоху Великой французской революции) угадывалась в особом изяществе, легкости и чрезвычайно живом, пылком темпераменте. В соединении с блеском ума и высочайшими моральными качествами это давало тот эффект, о котором писал Марсель Пруст, восхищаясь, с какой прелестью, соблюдением меры и границы расцветает это воспитанное у аристократов веками сочетание ума и сердца.

Бонди не был просто ученым — природа одарила его «органом для шестого чувства», позволявшим ему выразить, казалось бы, неуловимое, проникнуть в самую душу поэзии.

Такой синтез художественного прозрения и научного обоснования своих наблюдений в его прямой передаче и превращал выступления Бонди в художественный акт, подобный театральному действу, в котором, однако, Сергей Михайлович не был ни режиссером, ни актером — он был великим посредником между творцами литературы и их читателями.

Годы общения с С. М. остались нашими лучшими и счастливейшими воспоминаниями, возместившими и перевесившими все наши тогдашние житейские невзгоды, неудачи, сердечные драмы. Это время давало нам все, чем может быть жив человек.

С. М. внушал к себе такую самоотверженную, самозабвенную и благоговейную любовь, испытать которую хоть однажды — само по себе величайшее счастье и которая раскрывала каждого с лучшей и неожиданной стороны.

Он платил нам горячим участием в нашей судьбе, трогательной заботой и нежностью. У каждого из нас сложились с ним особые отношения: он был нам и наставником, и другом, и нянькой, и духовником, которому мы поверяли свои тайны и выплакивались в тяжелые минуты.

В то же время Бонди был предельно требовательным педагогом. Однако его нередко уничтожающая оценка наших ученических опусов производила удивительное действие: ему удавалось высказать ее в такой форме, что она не только не травмировала критикуемого, но, напротив, отрезвляя его, придавала силы и желания для дальнейшей работы.

Вокруг Бонди образовался настоящий оазис культуры — той культуры, которую он носил в себе, а слушатели бессознательно впитывали и которую он передавал как ученый и педагог, воскрешая в своих лекциях, на семинарах и в разговорах. Его ученики получили из его рук не только то, что он сам испытал и чему был свидетелем — а он знал самых замечательных и знаменитых людей литературы и искусства XX в., — но и эпоха XVIII—XIX вв. представала в его интерпретации будто им лично пережитая. И именно эта, утраченная, но продолжавшая жить в нем культура, а не то, что тогда всех окружало, и стала для его учеников подлинной реальностью. Они словно наяву видели и тех великих, кого знал и любил Бонди, и тех классиков русской литературы, кто владел его чувствами и воображением. Не случайно многие его ученики оказались в музеях — хранилищах культуры, в том числе в Литературном музее, где много лет назад Бонди читал курс лекций. Это четыре участницы его семинаров (включая автора настоящей заметки): мои сокурсницы Нонна Марченко, Зоя Гротская (обеих уже нет на свете), Ирина Сухова и три совсем еще тогда молодые сотрудницы, посещавшие домашний семинар Бонди, когда он ушел из университета: Евгения Варенцова, Марина Засс (теперь Евсеева), Елена Модель (Пенская). Больше 15 лет проработала у нас дочь ученого Наталья Бонди, передавшая в дар музею половину семейного архива Бонди, который она продолжает изучать и издавать. Семь сотрудниц в одном музее — факт красноречивый.

На моей памяти — две презентации сборников исследований Бонди, обе организованные в Доме-музее А. П. Чехова Н. С. Бонди, составительницей обоих сборников. Не случайно они проходили в этом доме — Чехов был любимым писателем С. М.

17 января 2013 состоялась презентация двухтомника С. М. Бонди. Событие знаменательное и радостное для всех, кто собрался в театральном зале чеховского дома, и тех немногих, кто не смог прийти. Вышедший двухтомник — четвертый по счету из больших сборников (не считая публикаций и изданий отдельных работ). В предыдущий сборник (Над пушкинскими текстами. М., 2006) вошла блистательная работа о «Моцарте и Сальери», книга «Черновики Пушкина», письма к Т. Г. Цявловской и воспоминания о С. М. Бонди его друзей и учеников, в том числе И. Андроникова, Л. Озерова, А. Чудакова, Н. Бонди.

Во второй том издания 2013 года также включены воспоминания, в частности писательницы, искусствоведа и краеведа Н. Молевой, художника Э. Белютина, университетских профессоров — учеников Бонди В. Линкова и В. Катаева, протоиерея Валентина Асмуса, многолетнего директора ЦГАЛИ Н. Волковой, Марлена Хуциева, Н. Бонди. Все это люди из разных сфер: филологии, искусства, музыки, искусствоведения, кино; больше всего, конечно, учеников-филологов. Эти воспоминания и зарисовки необычайно разнообразны, их очень интересно читать, они насыщены многочисленными подробностями и проникнуты восхищением и любовью. Между ними почти нет противоречий, что говорит о цельности образа.

В результате личность Бонди воскресает во всем ее объеме: как ученого, как лектора и педагога, как увлекательнейшего рассказчика, как человека необыкновенных душевных качеств, как друга и отца… А как же они захватывающе интересны нам, его ученикам, сопоставляющим свои ощущения с восприятием окружающих! Эти воспоминания, освежающие и обогащающие наши собственные, заставляют заново пережить лучшие годы — незабвенное время общения с С. М.

Вечера памяти Бонди устраиваются регулярно и в нашем музее, и в музее Пушкина на Пречистенке, с которым его связывала многолетняя дружба, и нам так приятно бывает видеть знакомые лица. Правда, ряды наши постепенно редеют, скоро некому будет вспоминать, оттого-то так ценны оставленные воспоминания.

Презентация 2-томника С. М. Бонди прошла достойно, тепло и на редкость душевно: ведь собрался тесный круг близких по духу людей. Сначала был показан поэтичный и изысканный фильм об С. М. Бонди «Огонь в очаге» (авторы Виктор Листов и Игорь Калядин), в котором приняли участие Наум Клейман, Нина Молева, Наталья Михайлова, Владимир Катаев, Наталья Бонди. Главное достоинство фильма в том, что всего несколько сохранившихся видео- и аудиозаписей С. М. были включены в искусно и остроумно сконструированный исторический и эстетический контекст эпохи с использованием редких архивных кинодокументов. И хотя фильм накануне презентации показывался по телевизору, мы с удовольствием посмотрели его второй раз подряд — ведь в зале с другими зрителями (тем более со знакомыми) кино воспринимается другими глазами, чем дома. Вел вечер В. Катаев, ученик Бонди (С. М. очень любил его и называл «золотым мальчиком», обыгрывая цвет волос). Н. Бонди рассказала о работе над книгами и злоключениями, связанными с печатанием в университетском издательстве. 2-томник должен был выйти к юбилею, в 2011, и был вовремя подготовлен, однако появился лишь в 2013. Мариетта Чудакова, давнишняя ученица Бонди, не обходя острых углов, дала свою версию его политической настроенности. Е. Гарбер представила письма Бонди военных лет, приведя интереснейшие выдержки из них. Блестяще, как всегда, выступил Андрей Турков, сумевший в немногих словах выразить суть уникальности С. М. Бонди как ученого, лектора и личности, хотя знал его лишь по печатным работам, лекциям и воспоминаниям. Евгения Варенцова и Нина Константинова вспомнили несколько эпизодов из общения с С. М. После презентации долго еще не расходились и не могли наговориться за столом — так редко удается многим из нас видеть друг друга.

Четыре года спустя, в 2017, в том же чеховском зале состоялась презентация сборника С. М. Бонди к 125-летию со дня его рождения «И труд, и вдохновенье», подготовленного Н. Бонди и изданного Государственным литературным музеем.

Г. Медынцева