Новости

Литературный архив как место второго рождения автора

3 июля 2015

Ульрих Раульфф о литературе и культуре чтения в научной и экспозиционной практике Немецкого литературного архива в Марбахе.

 

2 июля в Доме-музее А.И. Герцена состоялась встреча с профессором Ульрихом Раульффом, директором Немецкого литературного архива в Марбахе и Немецкого общества Шиллера.

Гостей приветствовал ведущий вечера – директор ГЛМ Д.П. Бак, рассказавший о начале сотрудничества Государственного литературного музея и Немецкого литературного архива в Марбахе. Национальный музей им. Шиллера, Немецкий литературный архив и Музей современной литературы образуют структуру, сходную с Государственным литературным музеем. Проблематика научных изысканий музейных специалистов из обеих стран имеет много общего.


В 2014 году в рамках фестиваля ГЛМ «Литературные сезоны» была проведена общая научная программа, руководитель департамента литературных музеев и памятных мест земли Баден-Вюртемберг Томас Шмидт прочел лекцию. Большим событием стала выставка, рассказывающая о поездке Чехова на Сахалин, открытая осенью 2014 года в Марбахе. Была издана монография, посвященная выставке, – «Ferne Spuren».

Планы дальнейшего сотрудничества двух сокровищниц истории литературы масштабны и рассчитаны на длительное время. Осенью нынешнего года пройдет Международной форум литературных музеев, а в будущие годы будет реализован научно-экспозиционный проект, посвященный путешествию Рильке в Россию. В его подготовке будет участвовать также третья сторона – Центр Пауля Клее в Берне (Швейцария).

Еще одна точка соприкосновения – интерес к культуре, истории, антропологии чтения. Одна из работ Ульриха Раульффа, занимающегося также публицистикой и журналистикой, посвящена истории чтения в Германии в 70-е годы, что прямо коррелирует с темой главной выставки ГЛМ в этом году – «Россия читающая».


Профессор У. Раульфф сказал еще несколько слов о теплых отношениях, возникших между музеями, и перешел к докладу, по своей образности и выразительности – скорее эссе, темой которого стали размышления о связи литературы и архива.

В истории литературы феномен автора выходит за пределы земной жизни и смерти писателя. Автор находится как будто по ту сторону, сам переносит себя в свое небытие и ведет воображаемый диалог с будущими поколениями. Так он дает будущим поколениям кредит доверия, отнимая его у своих современников. В автобиографической книге «Ecce Homo» Ницше пишет: «Я и сам еще не своевременен, иные люди рождаются посмертно».

Конечно, автор рассчитывает на будущее. Как не верить в желание автора быть изученным потомками? Если же автор не доверяет и им, его архив отправляется в камин. Как известно, близкий друг и издатель Кафки Макс Брод не выполнил последнюю волю писателя – не сжег его рукописей. У историка Эрнста Канторовича, завещавшего сжечь архив, не было своего Макса Брода. Иногда так распоряжается судьба – наследие писателя гибнет: портфель Вальтера Беньямина пропал во время его побега из Германии, у Георга Зиммеля чемодан украли в трамвае.


Случается, что посмертный обзор собственного творчества художник делает при жизни сам. В 1823 году Гете первым из немецких писателей архивирует собственные труды. На этом примере можно проследить изменение отношения к архиву: если Шиллер уничтожал и дарил рукописи и черновики, то Гете упорядочивал свое наследие. Другой пример работы с собственным архивом – Виктор Гюго, державший свои рукописи в сейфах в то время, когда с ними не было принято бережно обращаться, переплетавший их (дорого, но скромно, чтобы сохранить репутацию «друга простого народа»). Он конструировал свой облик в глазах будущих читателей, систематически уничтожая наброски, дабы его произведения казались написанными набело.

Махинации и происки будущих поколений предвидел Дильтей, в своей лекции об архивах говоривший о том, как семьи вымирают, как потомки избавляются от макулатуры, как вода и огонь, пыль и мыши довершают дело. Компактность и плотность понятия «наследие» – фикция; наследие хрупко, оно проходит через многочисленные руки учеников, вдов, хранителей. Жена Эрнста Юнгера была архивариусом архива в Марбахе. Но даже его архив, казалось бы, максимально упорядоченный и организованный, вызывает вопрос: а чего в нем больше нет? Что не сохранилось, было уничтожено, пропало? Ясность мнима, лжива, в действительности писательское наследие имеет зыбкие очертания и едва ли может быть доступно в своей полноте.


Долгое время литературное наследие изучалось только post mortem. Смерть по-прежнему выступает оправой, объективирующей формой. Смерть автора – начало его нового бытия. Иногда оно может быть бесконечным, и это не только академическая жизнь, но и творческая: творчество писателя дает импульс новым рассказам, фильмам, снам.

Сам архив по своей природе не может даровать автору посмертное бытие, но может спасти его память, вставить в контекст других фондов и понять его в этом контексте: лучшее место для наследия писателя – архив, где много других фондов. Литературный архив не гомогенен, это сумма отдельных фондов, и порядок в нем может быть только в нумерации.

Рядом с каждым сколько-нибудь полным собранием, со спасенными рукописями и документами зияют дыры, оставленные войнами и изгнаниями XX века. Никто более не удивляется, что архив, этот «дом призраков», стал центром современной литературы. Катастрофы XX века дали памяти новую экзистенциальную и политическую ценность, во плоти явленную в архивах и музеях. Архив стал эмблемой века катастроф.

Современный писатель стоит одной ногой в архиве; при этом его занимает не прошлое, а настоящее и будущее. Он ищет здесь источник вдохновения, импульс к творчеству. Архив – уникальный организм, становящийся партнером или противником, живое существо. Он порождает атмосферу продуктивного беспокойства. Но и сам архив живет благодаря исследователям и для них. Архиву нужно задавать правильные вопросы.


Вечер продолжился дискуссией, в ходе которой были заданы вопросы о выставочной деятельности архива; об основаниях для приема в архив рукописей писателя при его жизни; о критериях отбора вещей для архива, разнородного по своему составу; об оцифровке архивов – иногда необходимой, а иногда бессмысленной; об архиве, где хранятся фонды многих писателей, как об «электростанции», порождающей творческую энергию…

Д.П. Бак подчеркнул значимость в разговоре об архиве писателя : der Nachlass – ‘наследие’ и образованное в пару к нему der Vorlass – ‘предследие’, т.е. возврат от законченного образа писателя, образа «классика» к прижизненному, зыбкому – назад к противоречиям. Формирование литературной репутации писателя предшествует музейной практике. Какой образ автора реконструирует та или иная выставка? Важно именно это, а не стул, стол или ручка, которой пользовался писатель.

 

Маргарита Здорик